Все, что они берут с собой в космос, сконструировано так, чтобы защитить и побороть невесомость. Скафандры вторят форме тела, обтягивая торс и конечности, словно компактные доспехи из спандекса и кевлара. В каютах они спят в саркофагах, подогнанных индивидуально и оснащенных ремнями безопасности. А в самом сердце корабля силовой эмулятор создает искусственную гравитацию, которая удерживает их на месте.

Но, несмотря на все это, Брэду тревожно.

Они в сотнях световых лет от Земли, и сотни им еще предстоит пролететь, прежде чем они достигнут пункт назначения. Это состояние неопределенности, бесконечная чернота космоса, окутывающая летящий на огромной скорости корабль. Брэд смотрит в темную неизвестность и чувствует не страх, а неприкаянность.

Он воин, но это не война. Это путешествие без видимого конца; восемь посланников с планеты, которая уже их не помнит.

О времени:

Время всегда было относительной концепцией для Брэда. В Мексике и Корее, закат и восход были лишь незначительными индикаторами; время измерялось в том, когда им предстояло выдвигаться - через пять минут или через пять часов.

В космосе нет дня и ночи; они придерживаются времени, основываясь на тот солнечный полдень в Хьюстоне. Предположительно утром Рей болтается по кораблю в пижаме не по уставу, а Винн время от времени, потакая своим желаниям, достает коробку хлопьев из личных запасов.

Они получают сводку новостей каждый день, но никто не хочет знать, насколько изменился мир за прошедшие три-шесть месяцев.

- Господи, у нас уже новый президент, - говорит Уолт, проверяя заголовки, спустя неделю после взлета.

- Будем надеяться, что он не урежет наше финансирование, - вставляет Руди.

Весь экипаж обменивается взглядами, прекрасно зная, что такой исход вполне вероятен, что одно решение политиков снизить расходы или прекратить финансирование, и они окажутся совершенно отрезанными от цивилизации.

- Черт, - говорит Уолт, наконец, - мне кажется, это она.

- Ну все, - отвечает Руди, - мы в жопе.

Нэйт ведет счет времени, как обнаруживает Брэд.

За неделю до взлета в Вашингтоне был прощальный ужин. Брэд помнит маленькую племянницу Нэйта, Клару, в очаровательном белом платьице, улыбающуюся во весь рот, когда дядя Нэйт берет ее на руки и не опускает до самого конца.

Прошло одиннадцать дней с тех пор, как они улетели, и Клара празднует очередной день рождения. Нэйт пишет письма, постоянно, зная, что несколько часов могут оказаться несколькими неделями, днями, месяцами. Он не успевает. Хотя лучше всех знает, что скрывается за бесконечными уравнениями, над которыми он так кропотливо работает.

Брэду хочется спросить: «Зачем ты согласился, раз так много пришлось оставить позади», но он молчит. Он стоит в отсеке с ансиблем¹, скрестив на груди руки, и наблюдает, как Нэйт погружается в пятинедельный объем писем и любви от семьи, которая живет слишком быстро по меркам самого умного их сына. Если Нэйт и чувствует взгляд Брэда, он это не демонстрирует.

Перелет займет чуть больше года в их жизни; грубо говоря, почти столько же, сколько длится программа по обмену или военный тур.

- Я не скучаю по дому, - говорит Брэд одним вечером, когда они ужинают в орбитальном отсеке. – Только по своему мотоциклу.

Остальные не вдаются в подробности; Рей спрашивает Винна, сможет ли Хьюстон прислать им последний выпуск Juggs по ансиблю.

С другого конца стола Нэйт смотрит на Брэда, в его глазах читается немой вопрос. И Брэду кажется, что его только что поймали на лжи.

Каждый день в 1500 экипаж инспектирует корабль. А в свободное от служебных обязанностей время команда развлекается бесконечными уничижительными разговорами, темы которых варьируются от смертей популярных исполнителей до забавных историй из жизни.

- Иногда мне кажется, что весь этот проект один большой заговор, - говорит Брэд, - дабы оградить человечество от члена капрала Персона.

- Ты недалек от истины, - восклицает Руди, смеясь и задорно шлепая по столу ладонями.

Брэд улыбается; он в отличной форме. – На Земле они, наверняка, называют это Операция…

- По защите киски, - перебивает его Нэйт с абсолютно непроницаемым выражением лица. Брэд взгляда отвести не может от его губ. – И я бы отдал должное правительству Соединенных Штатов за редкое проявление мудрости и дальнозоркости, если бы они не отправили меня вместе с вами.

- Имел я вас, – беззлобно огрызается Рей.

«И не надейся, если мне первому удастся», думает Брэд.

День двадцатый: умирает бабушка Уолта.

Их учили справляться с подобным. Доктор Бодли специально приезжал в Космический центр имени Джонсона, чтобы прочитать им лекцию под названием «Как справиться с разлукой» во время тренинга.

- Это неизбежно – сказал он им. – Вы должны быть готовы.

Но Уолт не готов; никто не готов. Ганни заступает на дежурство вместо Уолта ночью, но, поняв, что молчаливое сидение в орбитальном отсеке причиняет Уолту больше вреда, чем пользы, заставляет его вернуться к своим обязанностям.

В подобных обстоятельствах Рей, наверняка, самый худший вариант, но Брэд все равно оставляет его вместе с Уолтом в отсеке с ансиблем. Сам он отправляется на поиски Нэйта. Он находит его в одной из бортовых оранжерей: тот сидит, бездумно уставившись на ряды капусты.

Брэд проскальзывает внутрь и усаживается рядом, и долго ни один из них не произносит ни слова. Через равные промежутки времени по трубкам к корням растений поступает вода, и тишину нарушает звук похожий на выдох.

- Это должно влиять на наше восприятие, я знаю. Но я должен уметь справляться, - наконец, произносит Нэйт.

Брэд смотрит ему в лицо и не видит спокойной сосредоточенности, которой он привык восхищаться. Кое-что другое окрашивает черты Нэйта – некая уязвимая открытость, отчего он кажется вдвое моложе своих лет.

Брэд знает, что есть множество способов, как ответить. Он мог бы сказать «все нормально» или «я понимаю», произнести простые слова, чтобы приподнять завесу одиночества, которое все они чувствуют так же остро, как пустоту космоса и напряжение от возложенной миссии.

Но Нэйт сидит с закрытыми глазами, его дыхание болезненно медленное, бесшумное, словно он боится, что что-то громче сорвется во всхлип, и Брэд поворачивается к нему, стискивает его плечи обеими руками, пригвождая к месту. Он ожидает почувствовать сдерживаемую дрожь, вызванную скорбью или стрессом, но к острому, настороженному взгляду Нэйта, когда их глаза встречаются, она оказывается не готов. И вот так, внезапно, все ответы явственно проступают на лице Нэйта – тоска вперемешку с отчаянным желанием.

Рот Нэйта приоткрывается в молчаливом возгласе, который мог бы быть «да», который обязан быть «да», потому что Брэд чувствует тепло, исходящее от его тела под футболкой, когда его руки скользят вверх, по ключицам, на шею, и подушечками больших пальцев он ласкает кожу на горле Нэйта. Бесконечно долго они не шевелятся, сгибаясь под тяжестью поступка, от которого Брэд вряд ли смог бы отречься.

Нэйт судорожно втягивает воздух; сглатывает и снова закрывает глаза, словно не может до конца осознать происходящее.

Они не целуются. Брэд скользит пальцами по шее Нэйта и тот подается вперед, обнимает Брэда, задирая его футболку, стремясь добраться до кожи. Нэйт вжимается лицом в плечо Брэда, сильно, почти до боли, их горячие, ранящие прикосновения говорят больше, чем Брэд даже не мечтал произнести вслух. Он цепляется, он держится за Нэйта, сильнее стискивая в своих руках, когда слышит полный скорби вздох, звук, казалось бы, способный сломать их обоих, если бы они только позволили.

Он не позволяет; и не отпускает.

После того первого дня Уолт более-менее приходит в порядок. Ему совесть не позволяет долго пренебрегать своими обязанностями, и в приборном отсеке снова слышно, как он щелкает рычагами. Но он становится намного молчаливее, в той же мере, в какой Рей – шумнее, видимо, в виду их странных инверсных отношений, которым Брэд не уделял прежде особого внимания.

Они завтракают, когда Рей подходит к Уолту и начинает тереться пахом об его плечо.

- Как дела, Уолт?

- Прекрати это.

- А если я сделаю так? – спрашивает Рей и заключает Уолта в объятие, чересчур крепкое и удушающее, как Брэд уже имел несчастье испытать на себе.

- Проваливай отсюда, - отвечает Уолт. Но Рей лишь заваливает его на пол.

В каюте Нэйта они занимаются сексом.

Это происходит в тишине, яростно, в ограниченном жизненном пространстве. Брэду нравится слышать, как Нэйт зовет его по имени, почти шепотом, губы смыкаются и раскрываются, снова и снова. Чувствуется какая-то агрессия в том, как их тела сталкиваются теперь, почти взрывное безрассудство, с каким Брэд прижимается к Нэйту, лаская, пробуя, сплетаясь в лихорадочный клубок рук и ног, и безмолвной жажды.

Они вырабатывают своеобразное расписание для свиданий, которое не мешает их обязанностям. Они, казалось бы, вращаются относительно друг друга по постоянной почти осязаемой орбите, и между ними огонь, и притяжение, и безраздельное внимание.

Брэд раскрывается с каждым медленным толчком Нэйта, он растворяется в удушающем жаре его взгляда и жадных движениях его пальцев на члене Брэда, а потом неожиданно Нэйт останавливается, он останавливается.

- Господи, - выдыхает Брэд; цельный, наполненный, жаждущий еще больше, еще… - Нэйт.

Нэйт что-то шепчет в ключицу Брэда и сжимает в ладони его член, один раз, второй, он кусает его кожу, и Брэд проваливается в невесомость и кончает в руку Нэйта, чувствуя его напряженный член у себя внутри.

Они не говорят об этом. Даже Рей подозрительно молчаливо обходит стороной эту тему, но Брэд знает, что он знает.

Поначалу Брэд убеждал себя, что это ради выживания, как дрочка на войне – чтобы не заснуть после нескольких суток бодрствования. Но это неправда. Теперь он иногда размышляет о том, как так получилось, что Нэйт стал его якорем в этом безумии, что какая-то взаимная гравитация продолжает притягивать их друг к другу день за днем.

Идут недели. Они движутся верным курсом – это подтверждает Паттерсон, сверив координаты с Винном и Нэйтом.

- Поразительно, что мы уже проделали такой путь, - бормочет Нэйт, когда данные с третьего спутника Тритона помогают вычислить их нынешнее положение.

- Ай да мы, - говорит Рей, - прем напролом туда, где не ступала нога человека.

- Рей, просто закрой свой рот, - говорит ему Брэд.

- Ну серьезно, мы тут словно на Энтерпрайзе, - отвечает Рей. – Фик – наш местный Мистер Спок, правда, над ушами не мешало бы поработать, а командир Паттерсон это Кирк, а еще у нас есть доктор…

- Рей, - в голосе Брэда сквозит предупреждение.

- Винн просто один в один тот русский чувак, а Руди – Сулу, а Брэд... – он прерывается, чтобы задумчиво оглядеть Брэда с ног до головы. – Не могу выбрать между Ухурой и тем парнем, который занимался транспортерами.

- Скотти, - услужливо вставляет Уолт.

- Точно, Скотти, - соглашается Рей, адресуя ему широченную улыбку.

Краем глаза Брэд видит, как Нэйт пытается заглушить ладонью прорывающийся наружу смех.

- Нет, Брэд у нас будет Ухурой, - все никак не замолкает Рей, - потому что Уолту самое место в приборном отсеке. Ну, что думаешь, Брэд?

- Я думаю, что тебе самое время заткнуться нахрен, - отвечает ему Брэд.

На четвертом месяце полета на Земле празднуют десятую годовщину Браво II.

Президент (все еще женского пола) шлет им послание, гласящее, что она очень горда ими; Феррандо клянется, что «Крестный отец не забудет, и Соединенные Штаты не забудут тоже». Они получают сотни писем от школьников.

Клара открыла для себя мальчиков и французскую поэзию. Она переписывает стихотворения в библиотеках и включает их в свои письма Нэйту. Еще она шлет фотографию, без мальчиков – только она, семнадцатилетняя и красивая, сидит на скамейке в парке и улыбается в объектив. У нее глаза Нэйта.

У Робера Десноса есть одно стихотворение, пишет она. Мне говорили, что на французский у тебя терпения не хватает, поэтому пишу тебе перевод первых четырех строк.

Остальные тоже получают послания. Командир Паттерсон и Док Брайан забирают планшеты в каюты, чтобы прочесть наедине, Винн и Руди тоже. Рей сидит в главном отсеке и смаргивает слезы, не сводя глаз с цифровой открытки от его семьи, на которой написано, просто и искренне, НАСКАР БЕЗ ТЕБЯ НИКОГДА НЕ БУДЕТ ПРЕЖНИМ, ДЖОШ РЕЙ. Уолт прислоняется к Рею, уткнувшись носом в экран своего планшета и шумно втягивая воздух, словно цветочный аромат духов его матери сможет просочиться сквозь время и пространство.

Мать Брэда пишет за всю семью. Она пишет, что его мотоцикл в отличном состоянии, но никто не знает, что с ним делать; пишет, что они завели нового кота, что пару дней назад его второй племянник решил стать астронавтом, как дядя Брэд. Она не сентиментальна. Она заканчивает письмо словами: «Возвращайся домой невредимым, сын», словно Брэд остался переночевать у друга, а не отправился в межгалактический полет.

Он благодарен ей за то, что она не пишет: «Я люблю тебя». В этом вся она. Она понимает, что нет нужды повторять то, что он отлично знает и так.

Его ответ гораздо короче. Не трогайте мотоцикл. Назовите кота Фред. Скажи мелкому, что в космосе скука смертная и что лучше пусть становится морпехом. Обязательно.

Они достигают Евфрата через шесть месяцев после того, как покинули Хьюстон; на Земле проходит почти двадцать лет.

После тринадцати месяцев изучения спутниковых снимков планета буквально отпечаталась в мозгу Брэда. Зеленая жемчужина Нэйта, наконец, лежит у их ног.

Или нет; по мере приближения к планете до Брэда доходят масштабы – перед ними не страна, даже не континент. Это близнец Земли, почти идентичный, и Брэд с легкостью обрабатывает статистические данные: соотношение воды и суши, газовый состав атмосферы, источник тепла, траектория движения.

Через три часа они начнут подготовку к вхождению в атмосферу. Брэд смотрит на планету через иллюминатор, на Землю-которая-не-Земля, и впервые чувствует тоску по дому.

Они молчаливо переодеваются в скафандры, после месяцев предвкушения и неизвестности напряжение сгущается так, что никто из них не способен рта раскрыть. Никто не произнес ни слова на этот счет, но они не могут позволить себе провал, после того, как порвали временную завесу, они не могу повернуть назад или погибнуть.

Брэда ждет сортировка оборудования, ждут карты и системы навигации, но он медлит, сжимая в руках шлем, наблюдая за Нэйтом, который умелыми движениями застегивает скафандр и проверяет систему жизнеобеспечения. Брэд протягивает ему обувь и, когда Нэйт поднимает голову и беззвучно благодарит его, Брэд наклоняется и целует его.

Уже знакомый, но не менее страстный танец губ и языков. Нэйт выдыхает в рот Брэда, пытается позвать его, и, несмотря на то, что они отстраняются друг от друга, Брэд уверен – скучать он будет только по этому.

В орбитальном отсеке Винн уже читает протокол приземления. Закончив, он поднимает голову, выжидающе.

- Мы на месте, господа, - говорит Паттерсон, - мы, наконец-то, прибыли.