Автор: 2ndary_author
Пейринг: Брэд/Нэйт
Разрешения нет, небечено.
Репост из закрытого сообщества.
часть 1i
Если сержант Брэд Колберт вытянется на своей больничной койке и будет лежать совершенно неподвижно, наклонив голову вправо так, что боль в перевязанной руке будет граничить с агонией, он сможет разглядеть малюсенький кусочек неба в окне. Он обнаружил это в первый свой день в госпитале, после того, как раздробил левую руку на учениях, и теперь всякий раз, когда становится слишком тяжело, он тянется к этому клочку голубизны. Он мысленно рвется наружу, в холодное синее небо, когда по радио сообщают новости о победах немцев в Европе, в то время как он валяется в английском госпитале абсолютно бесполезный (и да, никакого Рождества в Берлине в этом году). Он тянется туда, когда доктор сообщает, что рука срослась неправильно, что придется сломать и заново наложить гипс, и что за штурвал он не сядет еще шесть недель. И он автоматически почти начинает поворачивать голову в ту сторону, когда парень на соседней койке раскрывает рот.
- Да ладно тебе, чувак, - ноет Рей. – Рождество же, мать твою!
- Я еврей, - отвечает Брэд.
Рей фыркает и закатывает глаза, чему совершенно не мешает огромная повязка от ожогов на его лице. – Ну серьезно… и в кого ты такой говнюк, а? В смысле, я знаю, что мне начинать уже поздновато, но Брэд, как ты думаешь, если я очень старательно буду подражать тебе во всем, смогу ли я тоже достичь таких высот в дебильстве? Это ж мечта моей жизни!
Брэд его игнорирует, давит в себе желание объяснить, что нет такого слова «дебильство», и сосредотачивается на своем маленьком кусочке свободы. Если бы этот идиот Тромбли правильно выполнил посадочный чеклист, Брэд бы тут не прохлаждался. «А был бы в раю», думает Брэд: скорость, уединение и никаких придурков в поле зрения.
Рей, разумеется, замолкать не намеревается. Брэд знает его всего две недели и успел ознакомиться с его биографией в течение первых четырех часов знакомства. Рей вырос в Штатах, в самом сердце Аппалачского каменноугольного бассейна, и с гаечным ключом знаком с пеленок. Около двух лет назад, когда США еще придерживались нейтралитета и американцы не могли легально вступать в ряды Британских ВВС, Рею пришлось наврать, что он канадец, только бы устроиться механиком. Поэтому вместо того, чтобы трудиться на благо отечества где-нибудь в Кентукки, он служит механиком в Королевских ВВС. Очевидно, он лишен даже элементарного чувства самосохранения, и это наблюдение лишь подтверждает тот факт, что он зовет подкрепление, едва завидев в палате знакомое лицо.
- Док? Эй, Док! Заходите-заходите, и скажите Брэду, чтобы прекращал вести себя как последний засранец, - кричит он проходящему мимо врачу.
Док заглядывает в палату для «легко-раненных». – Капрал Персон, - вежливо произносит он, - говорите погромче, пожалуйста. Я с удовольствием понаблюдаю, как главная медсестра выполнит, наконец, свою угрозу и вымоет ваш рот с мылом.
Брэд усмехается. Сколько он их знает, Док и главная медсестра госпиталя, не переставая, воюют друг с другом. Легко-раненные даже ставки делают, кто победит. Рей говорит, что ставить против Дока непатриотично, но Брэд считает, что все они на одной стороне сейчас. Кроме того, держать пари, что главная медсестра в кои-то веки уступит военному санитару ВМС США все равно, что бросать деньги на ветер.
- Вы нашли для себя место? – Док идет по проходу между пустыми койками к малюсенькому окошку Брэда и раскрывает его со скрипом. Он прикуривает сигарету и выдыхает дым в холодный декабрьский воздух. Все дымят словно паровозы здесь — в палатах, в операционной, сигареты даже в ежедневный рацион входят, но у Дока какая-то ненормальная теория о том, что табачный дым вреден для пациентов. («Для всех вреден, я полагаю», сказал он Брэду однажды, «повреждает легкие». «Не вижу, чтобы вы бросали», резко ответил ему Брэд тогда; ему только что сообщили, что кость придется выправлять и никаких теплых чувств к представителям медицинских профессий он не испытывал. Но Док лишь ухмыльнулся (Брэд никогда не слышал, чтобы он смеялся) и сказал, «да кто вообще хочет жить вечно?»).
- Так я про это и талдычу, - подает голос Рей, хоть это и неправда. – Все разъехались на праздники кроме нашего мистера Зануды.
- Для тебя, капрал – сержант Зануда, - снисходительно поправляет Брэд, принимая сигарету из рук Дока.
- Они…уехали на праздники? – Док протягивает портсигар Рею, который берет две сигареты и сует одну за ухо.
- ДМО1 распихал по фермам всех, кто ходить мог, так сказать, провести праздничную неделю с местными, желающими «приютить на время одиноких иностранных летчиков», - сарказм прямо таки оседает на языке у Брэда.
- Но не тебя? – Док изучает кусок картона, оставленный на подоконнике, который предписывает сержанту Б.Колберту (ВВС США) и капралу Дж.Персону (Королевские ВВС) провести с 23 декабря 1942 года по 1 января 1943 года на ферме Матильда.
- Не люблю благотворительность, - кратко отвечает Брэд.
- Как рука? – спрашивает Док, неожиданно меняя тему разговора. Брэд шевелит пальцами у края гипсовой повязки. Он в порядке, правда. В чем он продолжает убеждать окружающих. Но чертово командование не верит без официальной выписки, да и прошение его все равно «не приоритетно».
- Отлично.
- А с головой как?
Брэд бросает на доктора удивленный взгляд. В декабре здесь темнеет рано и в свете умирающего дня из окна Док выглядит еще более усталым, чем обычно. Но так перепутать диагнозы он не смог бы даже полумертвый. – Это Рея на голову в детстве уронили. А с моей головой полный порядок…
- Я спросил, - говорит Док, сплевывая крошку табака, - потому что складывается впечатление, что тебе необходимо хирургическим путем достать ее из задницы! Тебе приходило в голову, что у санитаров хватает забот с теми пациентами, которых нельзя передвигать? Только вас двоих им в довесок и не хватает на праздники. Я говорю главной медсестре, что вы уберетесь отсюда, как только… - он снова бросает взгляд на карточку, - как только мистер Фик раскошелится на пару топливных талонов, чтобы доставить вас на свою ферму. – Доктор потирает лицо ладонью, изможденно, растеряв весь пыл. – Слушай, этот фермер, наверняка, был слишком древний для предыдущей войны, что уж про эту говорить. Съезди туда, позволь хозяйке напоить тебя чаем и угостить каким-нибудь несъедобным рождественским печеньем, послушай рассказы старика о том, как в его время настоящие мужчины воевали, и побудь ты человеком хоть пару дней. – Он захлопывает окно и резко задергивает шторку. – Черт побери, Рождество же! – бросает он через плечо, отправляясь на поиски главной медсестры.
Брэд вздыхает и откидывается на подушки. – Я еврей, - повторяет он в потолок.
*
Оказывается, фермеру Фику без надобности расходовать свои талоны; главная медсестра, видимо, так стремится их сплавить, что находит место в военном грузовике, отправляющемся на ферму утром. Поездку едва ли можно назвать увлекательной. Больничный сторож за рулем рассказывает, что военные фактически выкупили весь город Тангмер в 1939 году, чтобы расширить военную авиабазу. Большинство семей переселили, освобождая жилье для персонала ВВС.
- Большинству уезжающих на праздники пришлось на поезде добираться, - говорит Стаффорд, - тут мало семей осталось.
- Повезло нам.
- Да нет, - смеется сторож, не замечая сарказма со стороны Брэда, - главная медсестра сказала, что вы тяжелый случай, поэтому нашла вам местечко поблизости.
Попытка Рея, зажатого между Брэдом и коробкой передач, замаскировать свой смех под кашель проваливается. Брэд адресует ему сердитый взгляд; он много чего ненавидит на свете, и предсказуемость в его списке отнюдь не на последнем месте.
- Вы только девочке не говорите, ладно? Она думает, что Матильда вам досталась в рождественской лотерее.
- Какой девочке?! – вострит уши Рей.
- Младшей Фик. Она живет здесь на ферме с братом. Наверняка, это была ее идея – пригласить вас. Ее брат несколько… в общем, я уверен, что он неплохой человек, просто немного нелюдимый.
«Отлично», думает Брэд. Превосходно. Истинный британский эксцентризм. Остается надеяться, что извращенные склонности Рея на маленьких девочек не распространяются. – Как получилось, что им разрешили остаться, когда всем остальным пришлось переехать?
- Наверное, потому что мистер Фик работает на… - автомобиль резко кренит вбок, отчего Рей врезается в Брэда, а Брэд – в дверь. - Простите! – бодро кричит Стаффорд. - Дорога плохая — эх, в последнее время не удается починить все.
- Ты говорил про Фика, - напоминает Брэд, после того, как, въехав еще в три ямы, они сворачивают на боковую дорогу.
- Говорил? Ах, да, все дело в ферме, мне кажется. Понимаешь, большая она и теперь работает исключительно на военных. Не дает нам подохнуть с голода в Тангмере. Это удобнее, чем ждать поставок продовольствия из Шотландии… Вот только жаль, что девчонок нету, - угрюмо добавляет Стаффорд.
- Да уж, - соглашается Брэд, решая, что скорее утопится в Ла-Манше, чем закрутит с какой-нибудь местной дояркой. Если Стаффорд и соображает, что над ним насмехаются, то вида не подает. Всю дорогу до Матильды он тихо напевает что-то себе под нос и высаживает их прямо перед домом.
- Хотите, чтобы я занес ваши вещи, джентльмены? Только скажите, - предлагает Стаффорд, кивая на загипсованную руку Брэда.
- Нет, нет, спасибо. Все в порядке, – говорит Брэд, рассматривая… ну, он полагает, что это можно назвать жилым домом на ферме. Потому что, предположительно, здание находится на территории фермерского хозяйства. Других сходств с фермерскими домами он не находит. Два года Брэд рыл канавы на северо-западе США от АОР2 , а за год до этого перебивался случайными заработками в Калифорнии. Уж на фермы он насмотрелся. У Фика и его сестры самая настоящая усадьба с особняком. Брэд вспоминает уроки отца по архитектуре: подобный стиль в Штатах называют федеральным, а в Европе – неоклассическим; широкие, симметричные белоснежные колонны и купол.
- Твою мать, - бормочет Рей.
- Счастливого Рождества! – кричит Стаффорд, уезжая со двора.
Видимо, кто-то внутри его слышит; распахивается дверь и наружу выскакивает девочка. – Так вы наши солдаты?! Счастливого Рождества! Нэйт! – зовет она, оборачиваясь. – Нэйт, они приехали!
Она подбегает к Брэду, хватает его руку и начинает лихорадочно трясти. – Здравствуйте. Я Луиза. А вы? Приятно с вами познакомиться. Вам нравятся пряники? Вы такой высокий. Мы думали, что вы не приедете. Я так думала, во всяком случае, но Нэйт сказал, что приедете. Нэйт… - она снова оборачивается, чтобы позвать своего брата, и обнаруживает того прямо у себя за спиной.
- Добрый вечер. Нэйт Фик, - он пожимает руку Рею, затем Брэду. – Счастливого Рождества!
Несколько мгновений они неловко стоят на подъездной дороге. Брэд только собирается прояснить свою религиозную принадлежность (Бог любит троицу), когда Рей начинает вопить: - О! Так это ТЫ.
- Ну, да. Да, полагаю, что это я, - приветливо говорит Нэйт, и позже Брэд всегда будет вспоминать этот миг, если в разговоре речь заходит о бесстрастности британцев. Обычно в подобных ситуациях ему приходится извиняться за деревенщину Персона, но в данный момент на него снисходит понимание, как и на Рея, что этот Нэйт Фик и есть тот самый мистер Фик. Нет никакого старика-фермера, лишь этот паренек возраста где-то от восемнадцати до тридцати-пяти. И тут Нэйт поднимает руку, чтобы убрать растрепавшиеся на ветру волосы со лба, и Брэд замечает, что в пальцах он сжимает потрепанный шерстяной носок. Фермер Фик с фермы Матильда, из Тангмера, что в Западном Суссексе (Англия, Великобритания), который, по-хорошему, должен бы защищать сейчас Империю от нацистов, а вместо этого проводит декабрьское утро за штопкой носков вместе со своей малолетней сестрой.
Черт подери. Одиннадцать дней с гражданскими.
- Ну да, - сдается Брэд: - Счастливого Рождества.
*
Однако, зайдя в дом, Брэд пересматривает свое отношение к шерсти. Также он понимает, почему на Нэйте не один, а целых два свитера. В холодильниках теплее.
- Простите, - тут же извиняется Нэйт. – Невозможно прогреть дом тем количеством угля, что нам выделяют. Мы закрыли большую часть дома, перебиваемся, как можем.
- Хотите шарф? – В плохо освещенном холле не видно, откуда Луиза его достает. – Я сама связала!
- Лу начала вязать носки для Красного Креста и теперь ее не остановить, - комментирует Нэйт, когда Брэд оказывается укутан в серую шерсть. – Лу, покажи, пожалуйста, капралу Персону его комнату, чтобы он мог устроиться.
- Супер! – Луиза отбирает у Рея его рюкзак и направляется через, казалось бы, целое паркетное поле. По пути она поддерживает вежливую беседу: - У вас есть любимая принцесса? Мне больше всего нравится Маргарет Роуз, она такая элегантная. Но собак Елизаветы я тоже люблю. После того, как я покажу вам комнату, я отведу вас посмотреть наших собак. Нэйт говорит, что неправильно выбирать себе любимцев, ведь они всего лишь люди, но я думаю…
Брэд смотрит им в след. - Какой… не по годам развитой ребенок.
Выражение лица Нэйта свидетельствует о том, что он знает, что это определение пришло в голову Брэда отнюдь не в первую очередь. – Очень любезно с вашей стороны, - сухо отвечает он. – Если хотите, я покажу вашу комнату. Возможно, вы желаете написать письма перед обедом или заняться чем-нибудь еще. К сожалению, нам приходиться питаться на кухне, из-за отопления, понимаете.
Брэд сочувствующе кивает; да он скорее вернется больницу, чем будет обсуждать трудности найма хорошей прислуги в эти дни, и плевать на главную медсестру. К счастью, Нэйт не выглядит слишком уж расположенным к беседе. Он ведет Брэда по первому этажу. Главный холл представляет собой огромное помещение с обрамленным окнами куполом и галереей на втором этаже. – Библиотека здесь, рядом - столовая, - Нэйт указывает на мозаичную дверь. – Напротив гостиная, утренняя гостиная и музыкальная комната, но они сейчас закрыты. Старое крыло тоже закрыто. Кухня в той стороне, там же зимний сад и рабочие кабинеты, ими теперь пользуются работники из Министерства Сельского хозяйства, вы можете на них наткнуться.
Нэйт ведет Брэда по лестнице на второй этаж к комнатам, что выходят в галерею. На ходу он умудряется каким-то образом забрать у него сумку. А также старается держаться справа, чтобы ненароком не задеть загипсованную руку Брэда. – Все комнаты на той стороне закрыты – детская и так далее. – Он показывает рукой на противоположную сторону холла. – Там комнаты девочек – Лу и моей средней сестры, Эм, она приедет на Рождество, если сумеет попасть на поезд. Капрал Персон разместится в угловой комнате («Прошу вас», перебивает Брэд, «зовите его Рей. В обратном случае, вы его будете лишь подзадоривать»). А ваша комната здесь, - Нэйт подводит Брэда к двери рядом с комнатой Рея. – Мы открыли вторую ванную – маленькая дверь по ту сторону от комнаты, мм, Рея. И моя дверь прямо за углом, если вам что-нибудь понадобится. Мы оставляем факелы возле лестницы. Ночью очень темно.
«Фонари»3 , переводит Брэд, прогоняя образ себя, блуждающего с горящим факелом всякий раз, когда в туалет ночью захочется. Задрав голову, он видит, что витражные окна купола безжалостно закрашены черной краской, как и многостворчатые окна в каждом углу галереи. Остальные – завешены тяжелыми черными гардинами. – Довольно строгие правила касательно светомаскировки вблизи аэродрома, - проследив за взглядом Брэда, тихо объясняет Нэйт. И его голос звучит так глухо в большом пустом холле, что неожиданно для самого себя Брэду становится жаль этого парня, которому пришлось так поступить с этим, наверняка, восхитительным местом.
- А кто была Матильда? – спрашивает Брэд, чтобы как-то заполнить тишину.
- Императрица. Первая женщина на английском троне, хотя право ее является объектом дискуссий. Никакого отношения к дому; смею заверить, - Нэйт улыбается, словно прочитав мысли Брэда относительно английской аристократии. – Мой прадед пытался облагородить свое происхождение, вот и стал лендлордом; все свои деньги он заработал на автомотрисах4 . Он считал, что женщинам принадлежит великая роль в истории; жилой дом на ферме называется Домом Элеоноры в честь Элеоноры Аквитанской.
- Интересный выбор.
- В моей семье, - с теплотой отзывается Нэйт, - интересные люди.
- Теперь на ферме остались лишь вы с сестрой?
- Верно. Эм работает медсестрой в Лондоне, поэтому хозяйничаем мы с Лу.
Пока Брэд размышляет, как бы повежливее поинтересоваться о профессии Нэйта или планах на будущее – он выглядит вполне здоровым, он же собирается записаться в армию в ближайшем будущем, возможно, когда вернется его сестра?— Нэйт, воспользовавшись паузой, намеревается уйти. – Мне нужно проследить, чтобы Луиза не уболтала Рея до смерти и не уговорила взять одного из ее котят или что-то в этом роде. Ланч будет примерно в полдень на кухне, как я уже упоминал, а ужин в восемь. Лу и я обычно проводим вечер в библиотеке – там теплее всего, и вы с, мм, Реем можете составить нам компанию, если пожелаете. И еще… у нас сложилась традиция, мы наряжаемся на рождественский ужин, хотя вы, конечно, не обязаны… - он замолкает.
- Спасибо, - до Брэда вдруг доходит, что он впервые произносит это слово. – Спасибо большое. За все. Мы с Реем с удовольствием присоединимся. – Он дает зарок себе напомнить Рею раз сорок перед завтрашним ужином. По настоянию ДМО они выгребли все свои вещи из малюсеньких шкафчиков в больнице, так что у Брэда в рюкзаке лежит большая часть его формы — для ужина в полупустом деревенском доме в обществе молодого хозяина и его десятилетней сестры определенно сгодится.
Комнату Брэда привели в порядок специально для него, и это бросается в глаза. Воздух пахнет лимонной полиролью, а белье на огромной кровати - лавандой. Гардероб тоже огромный и слегка отдает арт-нуво – наверняка, лет двадцать назад считался самым шиком. На кресле возле камина сложены полотенца и одеяла, толстые и теплые, явно довоенные. В одном из отделений для бумаг в секретере лежит стопка тонких картонных карточек с надписью «Ферма Матильда, Тангмер», и внезапно Брэд словно переносится в кабинет по литературе в школе Линкольна. Визитные карточки. Он всегда думал, что Джейн Остин выдумала их для своих романов. В другом отделении для бумаг Брэд находит два наконечника для пера и фотографию с тремя тщательно позирующими детьми. Двое из них – младенец и маленькая девочка с бантом в волосах размером с ее голову, - слишком юны, чтобы можно было говорить о сходстве; позади них стоит мальчик в матроске, лет десяти. Он смотрит прямо в камеру, одна его рука покоится на плече сестры. На черно-белой фотографии его глаза серые и выражение лица чересчур серьезное. «Чего стоит», думает Брэд, «услышать, как смеется Нэйт Фик?».
*
Чтобы развесить в шкафу вещи одной рукой, требуется время, даже если одежды всего ничего, а гардероб размером с Трафальгарскую площадь. Покончив со своим единственным делом, Брэд спускается на первый этаж. Нэйта не видно; Рей развлекается на кухне, скармливая байки о Канаде маленькой Луизе. («Убивал ли я медведей? Ха! Она спрашивает, убивал ли я медведей?! Милочка, позволь-ка мне рассказать тебе о канадских медведях…»). Брэд поворачивает ручку на одной из тяжелых деревянных дверей и оказывается в библиотеке. В комнате действительно теплее, по большому счету из-за того, что сквозь ряд французских окон льется солнечный свет. На низком столике возле камина лежит недоделанное вязание, на спицах нитки, а форма… похоже, Луиза решила обеспечить торговый флот балаклавами. На книжных полках преобладает классика – греки, латынь, несколько французских названий и собрание сочинений Диккенса. На удивление много поэзии. Если не считать коллекции военных информационных буклетов (ПОЧИНИ И ОБОЙДИСЬ: Как увеличить срок эксплуатации ваших вещей - справочное пособие), ничего новее книг Редьярда Киплинга, переизданных в 1927 году, Брэду на глаза не попадается. Он видит Лондон Таймс недельной давности; кто-то оставил не до конца разгаданный кроссворд. Брэд шумно выдыхает, заметив незаполненный номер пятнадцать (14 букв, значение «благородный и царственный») и решает помочь Нэйту. Он садится на диван, чтобы полистать газету здоровой рукой. Брэд просыпается спустя три часа. Где-то бьют часы. «Ланч в полдень», напоминает он себе. На кухне. Из-за отопления. Стряхнув с себя дремоту, он поднимается на ноги; он не засыпал посреди дня с… собственно, он припомнить не может, с каких пор. Он выглядывает в окно. За террасой и лужайкой, за деревьями, которые обрамляют газон, он взглядом ловит серебристую точку, поднимающуюся с Тангмерской базы; он не сводит с нее глаз, пока та не сливается с солнцем.
На ланч суп и десерт в виде булочек со смородиной по специальному рецепту Лу. (Луиза гордо сообщает собравшимся за столом, что может выпечь сто булочек всего с одной порции сахара. Подобная статистика Брэда не удивляет.) На ужин снова суп и пирог Вултона. Оба раза к ним присоединяются добровольцы, которых прислали работать на ферме, пока истинные работники служат Родине и Королю. Мужчина по имени Поук пытается начать дискуссию на тему независимости индейцев, но никто особо не подхватывает. За столом также репортер из Лондон Дейли, бывший ведущий колонки советов, приехавший писать о народном фронте и надеющийся на прорыв в карьере. Лу болтает с Реем и молодым человеком, которого все зовут Уолт, потому что его настоящее имя совершенно непроизносимое.
- Расскажите про Уолта, - просит Брэд Нэйта, ибо он еще ни разу не видел, чтобы Рей так внимательно следил за чьей-либо речью, как сейчас. Кажется, капрал, по меньшей мере, восхищен губами Уолта.
- Уолт? Он приехал из Польши учиться в Лондоне, а потом Польшу захватили, как вы понимаете. Так что вернуться он не может – польское правительство в изгнании. Его прислали сюда добровольцем. К вящему удовольствию Луизы. Мне кажется, она влюблена.
- Хмм, - Брэд замечает, что кончики ушей Уолта краснеют всякий раз, когда Рей к нему обращается. – Зря она растрачивает на него свои булочки, - бездумно произносит он, и тут же спохватывается, прикусывая язык. Даже американский деревенщина знает, что некультурно шокировать хозяев дома.
Однако Нэйт потрясенным не выглядит. Он лишь бросает взгляд на Уолта и Рея, строящих друг другу глазки, словно парочка подростков, и спокойно говорит: - Да, понимаю, что вы имеете в виду. – И затем снова принимается за суп.
Брэд чуть ли не давится булочкой. – И вы не… возражаете?
Кажется, Нэйт удивлен реакцией Брэда. Он смеется. Затем тянется через стол к Брэду, так, что тот может уловить его запах (лаванда, как от постельного белья; наверное, они что-то добавляют в моющие средства). – Убежден, что нет места более гомоэротичного, чем армия, но как выпускник частной школы, я бы отдал вторую позицию в этом списке британским школам-интернатам для мальчиков.
*
После ланча Брэд семь миль шагает по дороге, по которой их вез Стаффорд, обратно в Тангмер. Сфера обслуживания представляет собой паб, табачную лавку и что-то типа гарнизонной лавки на британский манер, но Рей знает парня, который знает парня. Впервые в жизни Брэд покупает рождественские подарки. Наблюдай, но не заглядывайся, втолковывал он как-то Рею, и уж тем более не связывайся с подпольщиками, чтобы приобрести некоторые вещи. Но кто бы мог подумать. («Хм, кое-кто получит подарочек в носочке в этом году, - задумчиво тянет Рей. – В очень хорошем, шерстяном носочке ручной вязки, возможно, если правильно разыграет свои карты»). Покончив с покупками, он заходит в паб и пишет письмо домой. Еще одно впервые: в этот раз у него действительно есть, что написать, кроме стандартного «Я в порядке и надеюсь, что у вас тоже все хорошо». На ферму он возвращается как раз к чаепитию, которое, по сути, представляет собой распитие горячей воды в библиотеке. Нэйт садится за письменный стол и занимается какими-то бумагами, а Брэда Луиза приглашает поиграть в шарады. Рей обвиняет его в жульничестве.
Вечером Нэйт ходит из комнаты в комнату, он завешивает окна темными гардинами и разжигает огонь в каминах. Брэд подозревает, что обитателям фермы Матильда пришлось неделями экономить уголь, чтобы разогреть дом до такой степени… и все равно прохладно. Они, наверное, и забыли уже, что значит по-настоящему тепло. («На одном «сохраняй спокойствие и держись» долго не протянешь», заметил Рей, прочитав слоган на одном из военных буклетов в библиотеке. «Может, им стоит попробовать «бомби к чертовой матери и пусть ад разверзнется»»).
Брэд устраивается под небольшой горой одеял, но заснуть не может. Сначала, он думает, что это из-за полуденного сна, но 22-километровая прогулка до города и обратно должна была его вымотать. Около часа ночи до него доходит, чего же не хватает: звуков дыхания Рея. Точнее, звуков дыхания в принципе. В больнице, в казарме, в воинских эшелонах, в съемных домах АОР – он просто отвык спать в одиночестве, ведь кто-то всегда был рядом. Он приказывает себе прекратить этот детский сад и наслаждаться такой роскошью, как целая комната в его единоличном распоряжении. Но это не срабатывает. Потом ему вспоминается фонарь в коридоре и заполненная книгами библиотека. Брэд не станет понапрасну расходовать батарею, всего пара страниц Диккенса и он определенно сможет заснуть.
В коридоре так холодно, что Брэд чертыхается вполголоса. Он на ощупь движется туда, где, по его мнению, стоит фонарь, когда слышит звук открывающейся двери.
- Лу? – тихо зовет Нэйт.
- Нет. Всего лишь я. Брэд.
- О, - внезапно загорается фонарь и Брэд может разглядеть Нэйта, стоящего на пороге своей комнаты. На нем свитер поверх пижамы и шерстяные носки на ногах; его волосы примяты с одной стороны. – Прошу прощения, - произносит он, и Брэд, кажется, никогда не привыкнет к этой манере британцев начинать предложение с извинений. – Я думал, что вы Лу. Мм… вам что-то нужно?
- Нет. Просто я.. заснуть не мог, вот и подумал, что…
- Из-за холода, да? – Нэйт уныло качает головой. – Мне очень жаль. Мы уже привыкли, но я представляю, насколько чувствительна для вас разница с больницей. Могу я предложить свитер?
Прежде, чем Брэд успевает возразить, Нэйт заходит в комнату и забирает фонарь с собой.
- Не в холоде дело, правда, - говорит Брэд, следуя за ним. – Просто я…
- Вам с вашей рукой лучше всего подойдет кардиган, - Нэйт достает один. – Лу собирает свитера; она распускает нитки для своих проектов.
- … отвык спать один. В смысле, - с изумлением Брэд чувствует, что краснеет, - один в комнате.
Нэйт смаргивает. - О. – И улыбается. - Понимаю; у меня была такая же проблема, когда я окончил школу и поступил в университет. Ну, по крайней мере, с этим справиться легче, чем с отоплением. Вы можете спать здесь.
Они переговариваются шепотом; это и полумрак помещения придают их разговору несколько интимный окрас. Только поэтому – ну и еще Брэду очень не хочется, чтобы Нэйт считал его слабаком, неспособным вытерпеть холод - Брэд соглашается на его предложение. Прежде чем он соображает, что происходит, Нэйт, помешав угли в камине, складывает подушки и одеяла на узкой кровати – близнеце его собственной. Утром Брэд посмеется над абсурдностью ситуации: «не нравится твоя просторная и удобная комната? Не проблема! Переселим хоть посреди ночи». Однако ночью поступок Нэйта кажется вполне рациональным, даже нормальным. (Спустя несколько дней Брэд совсем не удивлен узнать, что помимо своих обязанностей на ферме, Нэйт является уполномоченным по противовоздушной обороне. Он ведь именно такой человек, которого в крайнем положении хочется слушаться). Через пять минут Брэд уже лежит в новой кровати; через десять – он слышит, как тихо и равномерно дышит Нэйт на другой стороне комнаты. И Брэд засыпает.
*
Он просыпается в пять утра, когда поднимается Нэйт, чтобы подоить корову (очевидно, на ферме есть одна – по имени Му. Нэйт объясняет это шепотом, когда Брэд спрашивает, куда он направляется, и добавляет, что так назвала ее Луиза, будучи совсем маленькой), и Брэд возвращается в свою комнату. Удивительно, но когда слабый свет пробивается сквозь темные гардины, ему удается снова заснуть в одиночестве и на несколько часов. Потом он спускается позавтракать, и дабы не чувствовать себя бесполезным одной рукой делает тосты и омлет для рабочих, которые заглядывают на кухню. Один из управляющих - Паттерсон, предлагает устроить ему экскурсию, так что Брэд немного знакомится с жизнью на ферме. На дворе сочельник, поэтому те работники, у которых была возможность, уже уехали. Сам Паттерсон уезжает после обеда; Нэйт отвозит его и несколько других рабочих на железнодорожную станцию в Чичестер, куда едет встречать сестру.
Эм Фик высокая, как Нэйт, и темноволосая, как Луиза, истинный средний ребенок. Она привозит свежие газеты и подобие кофе из Лондона, и совсем не удивлена, обнаружив, что ее брат с сестрой пригласили разделить с ними рождественский ужин двух незнакомых солдат и польского беженца. – Как-то раз на Рождество у нас был коммивояжер, - вспоминает она, - а в другой – практически все одноклассники Нэйта. А когда была забастовка железнодорожников, кажется, у нас собрались все, кто застрял тогда на станции в Чичестере. Робби грозился, что будет спать на снегу, если его лишат своей кровати. Лу, забери, пожалуйста, из машины большой пакет, только Нэйту не показывай, - говорит она прямо под носом у Нэйта. – А сейчас я хочу выпить чашечку чая.
Суматоха, связанная с приездом, постепенно сходит на нет – Нэйт принимается за бумаги в библиотеке; Лу радостно несется во двор к машине, Уолт и Рей увязываются за ней. Эм и Брэд вдвоем остаются в холле. – Кто такой Робби? – спрашивает Брэд, ловя себя на мысли, что очарован добавлением к семейству Фиков.
- Наш брат, - отвечает Эм дрогнувшим голосом.
- О, - Брэд думает о младенце на фотографии, которая ему попалась на глаза, и о том, что Нэйт спит в комнате с одной пустой кроватью, хотя в доме полно свободных спален. Ему не нужно больше спрашивать: он знает, что случается с молодыми людьми на войне. – Мне очень жаль.
*
Одеваясь к ужину, Брэд запоздало понимает две вещи. Во-первых, его парадная форма не налезает на гипс. Во-вторых, завязать галстук одной рукой физически невозможно. Брэд стоит перед зеркалом на дверце гардероба, пытаясь придержать один конец подбородком и обернуть второй конец вокруг, когда в комнату без стука врывается Рей.
- Засранец взял мою единственную чистую рубашку! – вопит он.
Брэд делает глубокий вдох и напоминает себе, что убийство Рея не целесообразно. - Уолт? – уточняет он.
- Нет! – Рей выглядит оскорбленным тем, что Брэду вообще пришло в голову, что «засранец» может относиться к Уолту. - Тромбли! Этот говнюк забрал мою последнюю чистую рубашку.
Пятно на оставшейся рубашке отдает тушенкой и украшает всю левую сторону. Брэд полагает, что кто-то из сослуживцев (наверняка, проигравший в камень-ножницы-бумага) попросту собрал под руку попавшуюся одежду Рея и занес в госпиталь после несчастного случая. Как ни прискорбно это сознавать, но Брэду кажется, что Тромбли тут ни при чем: кто ж виноват, что Рей ест, словно обкурившаяся гиена.
- Могу предложить одну из своих.
Брэд и Рей одновременно поворачиваются к двери.
- Но эту бы я замочил, - добавляет Нэйт, - на кухне есть стиральный порошок. Еще должен был остаться. – На Нэйте смокинг и бабочка; в темном костюме он выглядит на свой возраст. И глаза его кажутся пронзительно зелеными. Единственный свой костюм на выход Брэд заказал по каталогу и получил по почте. К тому времени, как его доставили, Брэд вырос на 5 сантиметров, поэтому костюм немного коротковат; смокинг Нэйта ручной работы – иначе быть не может, ведь сидит на нем идеально.
- Рей? – доносится голос Уолта из коридора.
Лицо Рея искажает паника. – Стиральный порошок?
- В коробке из-под чая за раковиной.
- Понял. – Рей вылетает из комнаты. Брэд слышит его топот на лестнице.
- Могу я предложить свою помощь? С этим?
- Хмм? – Брэд прослеживает за взглядом Нэйта – тот смотрит на его галстук. Когда Брэд поднимает голову, хозяин дома подходит ближе и аккуратно забирает ткань из его пальцев.
Нэйт больше не пахнет лавандой, Брэд ловит слабый запах какой-то дорогой туалетной воды. Чтобы завязать галстук Нэйт, разумеется, смотрит Брэду в лицо, предоставляя тому возможность разглядывать его в свое удовольствие. У Нэйта на радужке серые крапинки и чуть заметные круги под глазами. Он прикусывает нижнюю губу, когда сосредоточен. У него молочно белая кожа. И внезапно, едва задумавшись о том, появляются ли у Нэйта веснушки на солнце, Брэд встречается взглядом с серо-зелеными глазами. – Подбородок вверх, - тихо говорит Нэйт, и Брэд послушно задирает голову. Пальцы Нэйта прохладные и сухие касаются его шеи, выравнивая узел, разглаживая воротничок. – Ну вот, - произносит Нэйт и отходит.
Брэд останавливает себя, чтобы не шагнуть за ним и восстановить близость. Есть еще третья вещь, понимает он... опять запоздало.
*
У компании, собравшейся полчаса спустя за ужином, ощущаются нотки былой роскоши. Ни Брэд, ни Рей не соответствуют стандарту, но со своей формой они сделали, что могли. На Уолте изысканно вышитый жилет («мама», поясняет он, покраснев до корней волос, когда Эм рассыпается в комплиментах) и костюм, гораздо дороже, чем любой студент себе может позволить. Брэд подозревает, что Уолт позаимствовал его у Нэйта. Нарядное платье Луизы явно было сшито для девочки на два года младше – тысяча мелких складок ручной работы, но юбка коротка на несколько сантиметров. Во второй раз на дню Брэду вспоминается его парадный костюм из каталога. И сердце чуть сжимается, потому что в целом платье сидит на девочке хорошо: Луиза почти половину своей жизни провела в воюющей стране, скорее всего, она и не помнит, как было до нормирования продуктов. Сам Брэд не может похвастаться богатым детством, но одно из его ранних воспоминаний – калифорнийские апельсины, яркие, словно маленькие солнца, в садах простирающихся до горизонта. Эм одета в розовое платье, отчего ее кожа кажется фарфоровой. Сзади на икрах она нарисовала линии, чтобы придать видимость чулок. Она отмахивается от комплиментов Брэда со смехом: - Вот уж теперь я смело могу сказать «Это старье? Да оно вечность в шкафу провисело».
- Я помню мамочку в этом платье, - добавляет Луиза.
- Господи! – Эм поправляет косы Лу. – Это потому что у тебя память, как у слона!
Уолт оказывается незнаком с подобным сравнением, и ужин начинается с беседы о своеобразных английских идиомах.
Они сидят в столовой; «не на кухне?», спросил Брэд, завидев, как Нэйт разжигает камин в столовой. – Рождество же, - пожал плечами Нэйт, - стоит приложить усилия. – Он произнес это совершенно серьезным тоном. И вновь Брэд поразился, насколько… по-британски это было. Ему самому не по душе было изображать, будто ничего не изменилось; «притворство», признался он однажды Рею, «оскорбляет мой воинский дух». И он тоже был абсолютно серьезен. Он беспокоился, что ужин превратится в жалкую попытку воссоздать время, которого уже не воротить… но очевидно он недооценил семейство Фиков.
В столовой поразительно тепло. В углу стоит елка, украшенная старинными стеклянными шарами и бумажными цветами. В помещении пахнет хвоей и горящими поленьями. В роскошном камине пылает огонь. Свет отражается от хрустальных бокалов и столового серебра на длинном столе. Если бы ужин имел место в довоенное время, весь стол был бы заставлен посудой, и люстра под потолком горела бы ярко. Вместо этого несколько больших подсвечников стоят на столе и каминной полке. Накрыта лишь одна половина стола, другая – приспособлена под буфет, отчего и надобность в слугах, подающих еду, отпадает, и места пустые так сильно в глаза не бросаются. Мерцающие свечи придают оттенок волшебства: словно они попали на праздник в место, где война их никогда не настигнет.
*
Всю готовку взял на себя Уолт («прошу вас», настойчиво проговорил он на своем превосходном английском, «мне это в удовольствие!») и подрядил в помощники Рея. Они заперлись на кухне и проторчали там целый день; у Брэда были сомнения по поводу того, стоит ли подпускать Рея близко к съедобной пище, но опасения его оказались напрасными. На первое вместо приевшегося супа был омлет, затем – обжаренные овощи и курица. Уолт, незнакомый с традиционным меню гусь-и-пудинг, даже не пытался сымитировать. Нэйт принес шампанское (и произнес тост: «За отсутствующих друзей, далекую семью, новых союзников и нашу общую победу».) Все было очень вкусно.
Под конец ужина разговоры утихают, и тарелки больше не передаются из рук в руки. Луиза героически пытается доесть последнее пирожное (Уолт приправил их мятой, и Брэд уже съел больше, чем было разумно) и Рей мужественно предлагает помочь ей.
Эм мечтательно разглядывает пузырьки в своем бокале. – Где ты достал? Оно великолепно.
- Лу нашла шесть бутылок и немного вина в западном погребе, - объясняет Нэйт. – Вино скисло, но я подумал, что шампанским мы еще можем насладиться. Я оставил две бутылки на Новый Год – если это как-то послужит поводом остаться с нами, джентльмены? – он смотрит на своих гостей.
- Ээ, - тянет Рей, удобно развалившись на стуле. – Я никогда отсюда не уеду, - заявляет он. – Уйду в самоволку и запишусь на вашу ферму в Министерстве Сельского хозяйства под вымышленной фамилией. Одолжите мне платье, Эм? Я буду отличной фермершей.
Эм прекрасна, когда смеется. – О да, вы достаточно худой, чтобы залезть в мое платье.
- Это вряд ли, - поддразнивает Уолт, выразительно глядя на пустую тарелку Рея.
- И кто виноват?! – громко возмущается Рей.
Брэд ловит отражение Нэйта в зеркале над камином. Хозяин дома выглядит умиротворенным, наблюдая за своей семьей и гостями, сытыми и смеющимися.
- Две бутылки на Рождество, две – на Новый Год, - говорит Брэд, - стало быть, две еще остаются.
- Приберегаю их для перемирия. Когда-нибудь, - твердо произносит Нэйт, - когда-нибудь эта война закончится.
*
Часы в холле бьют половину одиннадцатого, и Нэйт начинает собирать тарелки и столовые приборы. – Я помою.
- Как думаешь, снег будет? – неожиданно спрашивает Лу.
- Возможно, приморозит. И я использовал все наши топливные талоны, чтобы забрать твою непутевую сестрицу со всеми ее лондонскими подарками, так что одевайся потеплей.
- Если тебе не по душе мой лондонский подарок, Нэйт, - насмешливо отвечает Эм, - я заберу его обратно в Лондон.
- А можно взять Виктора?
- Виктор, храни его Господь, увезет тебя прямо в овраг, Лу. Ты же знаешь, что он практически слепой на один глаз. Мне вообще следовало бы отправить его на фабрику по производству клея, - заявляет Нэйт, и по напуганным возгласам Лу Брэд понимает, что этой очевидно нередкой угрозе не суждено исполниться. - Ботинки! Шапка, варежки, пальто! И пошустрее! – подгоняет ее Нэйт, смеясь.
- В деревенской церкви будет полуночная служба, - объясняет Эм, собирая бокалы. – Священное писание и хоралы. В прошлом году службу отменили из-за комендантского часа, но наш викарий ярый приверженец традиций и в этом году настоял на возобновлении. Так что, если кому-то хочется прогуляться с нами.
- Вообще-то Брэд… - начинает Рей, но Брэд толкает его в бок (сильно) загипсованным локтем.
- Не религиозен, - заканчивает за него Брэд.
- Я пойду, - говорит Уолт.
- Да ты ж ничего не поймешь!
Возражения Рея не слишком-то волнуют Уолта. – Я буду подпевать! – настаивает он. – С радостью и наслаждением! Или, - он бросает на него взгляд, - ты сможешь поучить меня словам. Выбирай.
Рей тяжело вздыхает, словно его только что попросили в одиночку справиться с нацистами. - Ладно. Дай только пальто возьму, а то отморожу себе яйца. Ой, простите, Эм.
Брэд не уверен, что его больше удивляет: то, что Рей извиняется перед дамой за свой грязный язык, или то, что Рей добровольно соглашается выйти в люди. Брэд ничего не говорил по этому поводу, он Рею не нянька, но не заметить, что Рей, с тех пор как обжегся, предпочитает не проводить много времени с гражданскими, тоже не мог. Люди глазеют и перешептываются, а Рей параноидальный засранец. Но как ни странно, сначала Лу, потом Уолт, Эм и Нэйт стали исключением в анти-гражданской политике Рея. Теперь кажется, что этот круг расширится еще раз. На церковной службе. Прямо таки рождественское чудо, по мнению Брэда.
Брэд и Нэйт молча моют посуду на кухне, когда Лу и Эм появляются на пороге. Они переоделись в теплую верхнюю одежду и закутались в шерсть.
- Нэйт? – Лу подзывает его рукой, словно хочет сказать что-то по секрету. Но Брэд все равно слышит. – Ты проверишь? В полночь?
Нэйт и Эм обмениваются обеспокоенными взглядами, потом Эм пожимает плечами. - Конечно, дорогая, - говорит Нэйт.
- Обещаешь?
- Слово чести, - торжественно отвечает он. Они обмениваются рукопожатием, и Нэйт нежно поправляет ей выбившуюся из-под шапки прядь. - Идите. И не забудьте фонарь с собой взять.
- Что это было? – спрашивает Брэд, когда все уходят. Беспокойная морщинка на лбу Нэйта так и не разглаживается.
- Что? А, это! Мой.. мой брат… как-то давно Роберт рассказал Лу историю о том, что животные преклоняют колени, чтобы в полночь поприветствовать рождение Христа… древняя легенда в этих местах. Лу каждое Рождество пыталась дождаться полуночи и посмотреть на это. Но, разумеется, она каждый год засыпала, не дождавшись. Смотреть, правда, не на что, это всего лишь история, - Нэйту даже неловко пересказывать. – А с тех пор, как Роберт, м, как мы узнали о его гибели, Лу стала почти одержимой. Эм думала, что церковная служба ее отвлечет…
- Но не сработало?
- По всей видимости, нет.
На некоторое время воцаряется тишина, пока Нэйт пытается насухо вытереть вазу из резного стекла.
- Как поступите?
- Пойду в хлев к полуночи, - отвечает он, словно это само собой разумеется.
- Но вы же… вы же не думаете, что…?
- Нет, конечно. Ничего не будет. Но я обещал.
Нэйт уже спит, когда часы бьют без четверти полночь. Брэд отрывается от книги; уронив голову, Нэйт полусидит в кресле напротив. На секунду Брэду не хочется будить его. Но он поднимается со своего кресла и идет по ковру, исперещенному огненными отблесками.
- Нэйт? – Он кладет руку на плечо Нэйта и легонько трясет.
- Ммммххх, - голос у Нэйта такой же усталый, какой бывает у Рея на побудке, когда боль не позволяла ему заснуть большую часть ночи. На мгновение он утыкается лицом в руку Брэда; тот кожей ощущает его едва заметную щетину. И в следующий момент Нэйт уже проснулся: внезапно и полностью, мгновенно скинув остатки глубокого сна. Брэд еще раз убеждается, что Тангмеру повезло с таким уполномоченным по противовоздушной обороне.
- Почти полночь, - шепчет Брэд, хотя надобности понижать голос нет.
- О. Спасибо, - Нэйт потягивается, высокий и темный в своем костюме. Он изучающе смотрит на Брэда. – Хотите составить компанию?
Брэд пожимает плечами. - Ладно.
Они ставят решетку на камин и натягивают свитера поверх костюмов и резиновые сапоги. Нэйт берет с собой фонарь, но не включает. Ночь обжигающе холодная. На распростертом над их головами небе сияет почти полная луна. Под ногами хрустит замерзшая трава. Брэд думает о вылетах на бомбежку.
Когда они доходят до хлева, который из дома едва виден, Нэйт зажигает фонарь, чтобы открыть большой железный замок на дверях, и они заходят в теплое, пахнущее плесенью помещение. Окна задраены наглухо, чтобы предотвратить сквозняки, и Брэду требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к тусклому свету фонаря. Он видит клетку для кроликов, очертания одной сонной коровы. Виктор шаркает ногами в своем стойле, и Нэйт вытягивает руку, чтобы погладить коня по носу. – Хороший мальчик, - ласково приговаривает он.
Они стоят в тишине. Где-то на холоде скрипит балка. Брэд проверяет наручные часы: три минуты после полуночи. – Полночь уже наступила.
Нэйт поворачивается к нему, чуть встает на цыпочки и целует его. Сильно. Брэд так поражен, что непроизвольно кладет ладонь ему на щеку. Лицо у Нэйта холодное, а вот губы – очень-очень теплые. И только у Брэда начинает кружиться голова, как Нэйт отстраняется и улыбается ему: - Счастливого Рождества.
*
Брэд тупо пялится на него, но только одно мгновение. Затем он прижимает Нэйта к двери так сильно, что дерево жалобно скрипит, и проникает языком к нему в рот.
Они несутся в дом, тяжело дыша, на пороге стягивают с себя обувь и шарфы. У подножия лестницы Нэйт вжимает Брэда в стену и засовывает руку ему в штаны.
- Господи! – Брэд едва не прикусывает язык Нэйту. – У тебя пальцы ледяные!
- Ну, хорошо, - на губах Нэйта играет исключительно озорная ухмылка: - Согреешь меня? – Он поворачивается и бежит вверх по лестнице. Гибкий и проворный вопреки ожиданиям Брэда, он почти достигает верхней галереи, прежде чем Брэду удается поймать его и опрокинуть на последнюю ступеньку.
Нэйт вяло сопротивляется: приземление вышибло из него воздух, да и Брэд все же крупнее. Он лежит на Нэйте, крепкий, тяжелый, и дает ему почувствовать свой вес, прежде чем заскользить вниз по его телу. Прижимая Нэйта к полу загипсованной рукой, здоровой Брэд расстегивает его брюки. Когда он вытаскивает член Нэйта, возбужденный и твердый, обе его руки оказываются заняты, поэтому он проявляет изобретательность и использует свой рот.
Когда Брэд обхватывает губами головку, Нэйт выгибается так сильно, что Брэду кажется, будто Нэйт вот-вот воспарит над лестницей. – О, боже мой, - стонет Нэйт, цепляясь пальцами за волосы Брэда. Тот заглатывает его член еще немного, языком дразня чувствительную кожу, прежде чем у него сводит горло. Он отстраняется, вытирая брызнувшие из глаз слезы, и замечает, что мечущийся под ним и зажимающий кулаком рот Нэйт умудрился сорвать с окна одну из темных гардин. Свет луны льется с улицы, холодный и белесый. Почти неосознанно Брэд проводит пальцами загипсованной руки по телу Нэйта. И пальцы эти, видимо от долгого вынужденного бездействия, кажутся более чувствительными к каждому изгибу, каждому движению мышц под кожей. На одно сумасшедшее мгновение Брэд представляет, как спрашивает у Дока, нормальная ли это реакция после операции.
Грудь, живот, бедра – кожа Нэйта в лунном свете почти такая же бледная, как его нарядная рубашка, и обе – ткань и кожа практически светятся на фоне темного дерева лестничной площадки. Брэд отнимает ладонь Нэйта ото рта. – Не надо, - говорит он. – Кроме нас никого нет.
- Это все слишком, - бормочет Нэйт, хриплым и низким голосом, откидывая голову. Его бедра непрерывно движутся, толкаются в бедра Брэда. И в этот момент Брэд решает, что пойдет до конца.
Ему требуется некоторое время: у Нэйта член не маленький, и Брэд давно этого не делал. Дважды он прерывается, чтобы убрать руку Нэйта ото рта. После этого Нэйт вроде бы урок усваивает, поэтому Брэд может освободившуюся руку занять другими, более интересными вещами… например, сосками Нэйта, и местечком под коленом или нежной, сморщенной кожей на яичках. Однако Нэйт по-прежнему слишком тих: лишь слабые стоны и полузадушенные обрывки слов, в то время как Брэд громко сыплет проклятьями. На четвертой попытке перед мысленным взором Брэда (у которого в глазах щиплет, но он уже так близко) неожиданно возникает молоденький Нэйт на узкой кровати в одной из английских школ-интернатов с каким-то безликим мальчиком, пытающихся не разбудить всех остальных в общей спальне. От возникшей в голове картины он недовольно охает, его гортань раскрывается как раз в ту секунду, когда Нэйт приподнимает бедра, и вдруг Брэд уже там, его рот заполнен под завязку и нос утыкается в светлые волоски у Нэйта в паху. На мгновение его затапливает паника – не могу дышать! – но затем он отвлекается на пальцы Нэйта, нежно перебирающие его волосы.
- Я не думал… - Нэйт звучит ошеломленным. – Я не мог и…
Брэд сглатывает, и Нэйт оказывается способен лишь шептать отдельные слова: - Я…о! Ты… - Нэйт гладит его по щеке, по подбородку, словно пытается почувствовать себя через тело Брэда. Тот снова сглатывает и ладонью, которой только что играл с яичками Нэйта, ведет вниз, утыкается пальцем в проход. А тут и слова пропадают: слышатся лишь сдавленные стоны, когда Нэйт совершенно теряется в ощущениях.
Они по-прежнему лежат на лестнице десять минут спустя, когда часы бьют час по полуночи. Желание Брэда оттрахать Нэйта до звездочек в глазах несколько улеглось. Поэтому он развлекает себя тем, что оставляет засосы на животе Нэйта, пока тот отходит от оргазма. Звон часов стихает, и Брэд слышит шорох колес по гравию.
- Наверное… кто-то подвез, - произносит Нэйт хрипло, не совсем внятно. – Из церкви. Надо встретить их в прихожей…
Брэд изучает Нэйта в лунном свете. Его рубашка вся измята, расстегнута и приспущена на плечах; соски красные и воспаленные, и Брэду кажется, что Нэйт играл ими, когда руки Брэда были заняты другим. (Брэд откладывает эту информацию на будущее). Щеки Нэйта горят, несмотря на холод, царящий в доме, а волосы торчат в разные стороны. Нэйт сонно моргает и улыбается; его верхняя губа искусана.
- Я о них позабочусь, - уверяет его Брэд.
- Нет, нет, - Нэйт принимает сидячее положение, силясь подобрать слова. - Я…
- Я о них позабочусь, - повторяет Брэд, лизнув его нижнюю губу, - а потом, - он коротко целует его в губы, размышляя, может ли Нэйт через поцелуй почувствовать свой вкус. – Потом я позабочусь о тебе. Хорошо?
Нэйт прикусывает губу. - Хорошо.
Это абсолютно верное решение, Брэд не сомневается, когда Нэйт медленно поднимается на ноги, подбирает свои вещи и направляется в сторону спальни. В его походке заметна некая ленца и расслабленность. И утаить то, чем он занимался совсем недавно, просто нереально.
1 Добровольческий медицинский отряд
2 Администрация общественных работ - Федеральное независимое ведомство США, созданное в 1935 году по инициативе президента Ф. Д. Рузвельта и ставшее основным в системе трудоустройства безработных в ходе осуществления «Нового курса» (1935—1943). Существовало до 1943 года, с 1939 года под названием «Администрация программ общественных работ» (Work Projects Administration). С 1942 года её функции стали переходить в ведение управляющего по федеральным работам (Federal Works Administrator)
3 Маленький электрический фонарь в Британии также называют torch, что дословно «факел»
4 Автомотриса - автономный железнодорожный вагон с двигателем внутреннего сгорания
часть 2